Поэзия

Ночью тёмной, чернозёмной,
Не дойдёт луна до дома.
Упадёт в кусты сирени
И рассыплется на тени.

Ты послушай в те минуты —
Соловьи поют кому-то.
Без конца и без начала
Им так небо завещало.

Пусть кручинная картина —
Заросла водица тиной,
Но поют они часами
Золотыми голосами.

За рекой, за городами,
Отзвук их в тебе годами
Расцветал в глухую осень,
Май рождая светоносный.

Это он, собой отпетых,
Отводил от парапетов
И расталкивал под утро,
Чтобы спеть ещё кому-то.

В перелётных электричках
Позабудешь в волчьем птичье,
Но в ночи вдруг спросит бездна:
«А в тебе осталась песня?»

Дальше движется земная…
Соловьи пропели в мае.
Тишь да глушь в краях сиротских.

Пой, и сотням запоётся.

Не видала Италий,
Не была в бутике —
И работала Таня
В полуночном ларьке.

У окошка — подложка,
Над окошком — навес.
К ней бездомная кошка
Приходила поесть.

Ночь каталась на брюхе
Средь репейника звёзд.
Месяц филином ухал
Там, где Северный мост.

Было пасмурным лето,
И Танюхи — дела.
Где-то в сердце Машмета
Тридцать лет как жила.

Мать-старуха хворала,
Сгинул рано отец.
Жизнь прошла у вокзала,
Где конечным — конец.

Не видала Италий,
Но из гроздьев миров
Выпал ей свет проталин
Постсоветских дворов.

Да ещё побережье,
Где хранится вода,
И весенний подснежник
На краю города.

У окошка — подложка,
Над окошком — навес.
И к ней ангел дорожный
Заходил на заре:

— Ты, Танюшь, не забыла,
Хоть твой век — трын-трава,
Как средь мёртвого мира
Вам душой оживать…

…И без зла и печали
Шли Танюшины дни.
Ей вослед восхищались
На закате огни.

Вот и всё о Татьяне.
Скажут: «Жизнь её — вздор.
В блогах не упомянет
Модный амбассадор».

Голос совести спрячут
В чащах медиатек.
Человечность иначе
Разъяснил человек.

Средь манерных позёров
И гламурных ледей
Ты увидишь не скоро
Настоящих людей.

Прокляни же поэтов,
Чьи стихи — как духи!
В нашем городе ветры
Вышли из-под сохи.

Не расскажут о Тане
Толкователи дней,
Но народная память
Будет только о ней.

Бывает грустно отчего-то —
идёшь с заботами с работы,
не замечая майских фей.
Здесь было раньше
как теперь.

Дорога устлана огнями,
и фонари — поводырями.
А там, где выключили свет,
быть может, ничего и нет.

На сутках сонные маршрутки,
и за проезд передаются:
монеты, новости и смех.
лишь пробка уровняет всех.

Весной с полотен Боттичелли
воронежанка смотрит в темень.
Венерой быть могла средь звёзд,
но в жизнь её вмешался Босх.

— Вы не выходите? Спасибо.
А в окнах — радужные глыбы
Высоток до начал небес.
Цветёт в ночи бетонный лес.

За «Самолётом» будет «Факел».
Несу до маркета госзнаки:
кошачий корм, батон, кефир.
Таков он — дивный новый мир.
…
Так средь магнитов и ашанов
жизнь всамомдельная решалась.
Не раз, без присказок, прикрас,
та жизнь, что выдумала нас.

Но дух вселенная тревожит.
Замрёшь в неонах придорожных —
и свет людской развеет мрак.
и любишь мир за просто так.

Знает всякий страдалец
Средь полей и столбов —
Отчего эти дали
Вызывают любовь.

И у старой калитки,
Глядя в отблески дня,
Сердце тихо воскликнет:
«Это всё про меня».

Будет вечер вишнёвый,
И дубы на пути,
И фонтаны черёмух,
И коровы пастись…
…
Не зови меня, площадь,
Город — нам на потом.
Там древесные мощи
Оскверняет бетон.

Вымирает деревня,
И в пыли ковыли.
И идём по земле мы,
И не помним земли.

Он отселил на полку «Кэнон»,
Чтоб тень свою снимать на стены,
На небеса снимать луну,
А песнь ночей — на тишину.

И в день обыденный и праздный
Он выдвигался за прекрасным:
На брег пустой и в лес густой,
Где наполнялся красотой.

Чем те пионовые земли —
Не галереи, не музеи?
Он знал: воронежский апрель
Писал цветами Рафаэль.

И запускались в травы пальцы,
И плыли солнечные зайцы,
И восходили сосны в свет,
Хоть на полёты был запрет…

…Он уходил, не сделав кадра.
Ночь наряжалась в киловатты.
Звучала музыка огней
В чугунных струнах фонарей.

И цвет выплясывал латино
На отражениях витрины.
Тянулись к звёздам облака,
И для руки была рука.

И на автобусных стоянках
Хотелось петь на итальянском
Всю «Nessun Dorma» задарма,
Хоть итальянского не знал.

Пускай никто не спит сегодня!
Весна нам выпала Господня.
Переливаясь, шепчет жизнь:
— Взгляни в меня и пробудись.

День встанет на ночёвку,
Где сталинки, хрущёвки.
Укачивает тьма
Винтажные дома.

Ступай в иное царство
Вдоль улиц пролетарских —
Твою проводит тень
Незримый Прометей.

Он знает: за «Магнитом»
Раскинулась Колхида.
И высветит луна
Атлантов письмена.

Хранит фантом «Бурана»
Преданья советянов —
Загадочный народ,
Познавший водород.

О вечности их книги,
О космосе — комбриги.
И в дальнюю звезду
Вложили: «Се гряду».

Куда они пропали?
Не сказано в наскальной.
Лишь слухам здесь черёд —
Под нами
Звёздолёт.

Размеров он бессчётных.
Под сталинкой, хрущёвкой —
Таинственный ангар,
Где ждёт полёт
Гигант.

От улиц пролетарских
Приидет его Царство.
И время, яко старт,
В земле и в небесах.

Что станет городом твоим?
Чем он на сердце отразится?
Быть может, заревом витрин
У мглы в неоновых глазницах?

Ну или песнями ворон
В дыму осеннего рассвета,
А может, клеверным двором,
Где раздают цветы и лето?

Ведь если вспомнить отчий сад
Доинтернетовского мира —
Он был тебе как старший брат
При битве палками крапивы.

Твой город в силах многим стать:
Перроном грустного вокзала,
Где на прощание вот та
Тебе совсем не то сказала…

Пусть розы выселил бетон,
За гаражом исчезло поле —
Фонтаном, облаком, мостом
Ещё сияет мегаполис.

В его глазах — другой огонь,
Квартиры превратились в соты.
Но узнаётся он тобой
По тени кованых решёток.

Проступят линии судьбы
На мостовых его ладонях,
И снова будут те, кто был,
Шуметь в ночи листвою клёнов.

Прошли и люди, и года,
И мельче в мраморности скульптор.
Но ты остался навсегда
В его апрельских переулках.

Восславим присно шум и гам
И красоту житейской яви!
Бежит за небом мальчуган,
Хотя за хлебом отправляли…

И люди прекрасны —
Ты только взгляни,
Как в солнце атласном
Сияют они.

Не знают, пожалуй,
О свете своём,
Но свет продолжают
И ночью, и днём.
…
От жизни до смерти
Сияет для нас:
Ты можешь
Померкнуть,
Но ты не угас.

Июль показывает лето:
Деревья, девушек, букеты.
Вот кот по лестнице бежит —
Так иллюстрируется жизнь.

Цветут по городу ромашки,
Звенят за городом рюмашки.
Ныряет солнце в эскимо —
Здесь столько всякого всего.

И ничего не ждёшь от мира,
И небеса тебе на вырост.
Зовут закат в ночную тьму,
Но фиолетово ему.

В океане воронежском — силища,
Хоть зовут его водохранилищем.
Краеведами правда скрывается,
Что он каждую ночь разливается.

Для приезжих — цементная лужица,
Но взлетают киты над Остужева,
Задевая хвостами конечные,
Иногда выплывая на встречную.

Входят звёзды в чижовские гавани,
По садам наутилусы плавают.
Танцы скатов покатых коричневых
Вызывают скачки электричества.

А средь впадин
Квартальных, колодезных
Неизвестные улицы водятся.
За атоллом Чернавским узорами
Пролегли фонари кистепёрые.

Вдоль кораллов
Гуляют влюблённые.
Океановы дали бездонные.
Только знай, что душе понаехавшей
Берега не откроют безбрежное.

Ведь для местного новость не новая,
Что опять будет пробка китовая.
Но об этом трепаться не принято —
И вливается в чёрное
Синее.

Проходит жизнь —
Единственная жизнь.
О, лето дней,
Останься, задержись,
Пока поёт на персиковом сад
И никого не тронул листопад.

Пока в июль вселяется жара
И облака на лавках во дворах
Сидят, галдят о Боге и стрижах,
Не говори, что миг не удержать.

Мы блюзы лун послушали не все.
Займись со мной раскопками кассет.
Бессмертный мир — не значит цифровой.
В ком бьётся свет, тот истово живой.

У сердца путь — в гранит или в гранат.
Дозреют дни, чтоб годы вспоминать.
О, лето дней, скакалочная прыть,
Не загоняй и вынеси попить.

Ещё цветут подсолнухи в полях,
И в небесах запуталась земля.
Она блестит нам бабочкой в росе
И весть зари на первой полосе.

Пусть в эхо звёзд
Влюбляются мосты
И ночь твердит,
Что женщины — цветы.
Нам никуда
Сегодня не пора.
Проходит жизнь.
Проходит на ура!

Жаркий вечер.
Сквер Петровский.
Город пахнет газировкой.
«А-ха-ха» — поют фонтаны,
«О-хо-хо» — какие дамы!

Во дворах грохочут байки,
Даль цветная в улыбайках.
И воронежскому квасу
Горожане ставят классы.

Заскучал Андрей Платонов
И тайком сошёл с бетона.
Звёзд пшено синицам бросил,
Зашагал куда-то в осень.

— Ты куда теперь, Андрюша?
— Душно в мире малодушном.
И в невидимом трамвае
Скрылся он от фестивалей.
…
Город в облачном сомбреро.
В солнце плещутся Венеры.
Соберёмся всем подъездом
Посетить проспект сиесты.

За цветением июльским
Встанут парки в три вилюшки.
На Чижовке за калиткой —
Изумрудное мохито.

Сеньориты и сеньоры!
Лето — краткий разговорник.
На тепличном скажут дачи:
— Вроде август был.
И нате.

Но остался на кассете
Свежий дождь и тёплый ветер.
Будем в зимнюю кромешность
Пересматривать сиесты.

Плывёт воронежская высь,
И видят только облака,
Как человеческая жизнь
Ведёт минуты сквозь века.

Открой сиреневый маршрут
Ключом весеннего пруда.
Нам о забвеньи с детства лгут —
Всё вечно: раз и навсегда.

_______
На всё про всё один ответ:
Есть только музыка и свет.
И свет танцует через цвет.
И ничего другого нет.

Горизонты туманные, дальние.
Наша жизнь — это зал ожидания.
Под космическим куполом времени
Собралось не одно поколение.

Сколько здесь пересказано, выпито
Между каждым прилётом и вылетом.
Злые, добрые, скромные, гордые
Коротают жизнь
Аэропортную.

Собрались во вселенском предбаннике.
Вот солдат в полушубке да валенках.
Укатили дивизии в копоти,
Только он всё лежит
Не раскопанным.

А вот блогер,
Весь в гуччивом-найковом,
Посыпает он головы лайками.
Но всё чаще в Майами жасминовом
Снится небо родной Бутурлиновки.
…
Хоть давно терминал раскурочили,
Для хирургов — отдельная очередь.
А печальной, заплаканной осенью
Без стоянок — прямая из хосписов.

И приходит из вечного зарева
Новый мир в тишину привокзальную.
Уезжают за память мгновения.
Посиди со мной
До отправления.

Не грусти, эта песнь не печальная —
Всем приснится в конце изначальное:

Летний день,
Карусели с мороженым.
Жизнь — всегда это только
Хорошее.

И июль переступит зенит,
Отбежит, отцветёт, отзвенит.
В нотной записи календаря
Зазвучит рыжий джаз сентября.

Будут сумерки выть на луну
И растянутся ночи в длину.
Сердцу в радость тоска,
Но пока
Нас к фонтану
Везёт самокат.

А на юной румяной заре
Заиграет печальный Колтрейн.
И воскликнет зарницей вода:
То, что всё на земле, — навсегда.

Приметы августа простые
Ещё не стали золотыми
Шары деревьев и поля —
Но насторожена земля.

Она в предчувствии осеннем,
Табун ветров пригонит север.
И нам вальсировать средь луж,
Как на изысканном балу.

Ещё в загар одеты люди,
И солнцестой с тобой пребудет.
И в сад не вторгся грушепад,
Но рослый свет пойдёт на спад.

Приметы августа, приметы —
Грозой грозят по интернету.
Хотя прекрасно же вот так
Бродить в озонах без зонта.

А по ночам такая сказка:
В дубраве мрака
Златовлаской —
Гуляет сонная луна,
Теней читая письмена.

И под большим мостом Чернавским
На валунах расселись мавки
И спелым яблоком манят
Кутящих в пятницу ребят.

Уснули бабочки и пчёлы,
И Лизюковский кот весёлый
Идёт с вороной в дол донской
За сыром и за молоком.

Но сторожа не обижались —
Ведь август — песня урожаю.
Из рощи мёда и зерна
Звучит: «Эх, ма!»
Полным-полна.

И жизнь бежит на отзвук лета,
И лук, завёрнутый в газеты.
Природа-мода вышло так,
Что август в ней
Всегда винтаж.

Любуйся зрелым кракелюром,
Пока твой парк не сбросит шкуру,
И ум от мыслей без ума,
И далеко ещё зима.

Чего печалиться и плакать?
Ведь скоро радостная слякоть
Встревожит уток и сердца.
И жизнь, как чудо,
Без конца.

Ходи, снимай
Лавсторию миров.
Фотограф сам — поэзия без слов.
И встретишь жизнь, которой не найти,
И да хранит Брессон твой объектив.

Да и к чему под вечер словеса,
Когда закат в девичьих волосах?
И свет, и цвет, уверовав в Моне,
Напишут сад на каменной стене.

Возьми зарю, дороги, города.
Возьми июль. Поставь его сюда.
Теперь включи. Получится? Бог весть.
Вселенский лик хорош на 5 и 6.

Ходи, снимай.
Снимай, не понимай.
Костры чудес горят не от ума.
И смех весны, и осени навзрыд
Не говоря, всё могут объяснить.

Прекрасен миг, как тысяча котят.
Синеет ночь, хоть «Кэноны» желтят.
Великий дар от вечности для дня —
Быть, не забыв событий бытия.

Прекрасен свет неоновых лампад,
И гроздь теней, и отблеск невпопад.
Твой объектив почти под 50,
Но 35 всегда стояло над.

Стеклянный дым темнеющих витрин.
Ты старый мир оставишь молодым.
Ходи, броди. Однажды оглянись —
Снимает нас Всевышняя высь.

Исчезнет прошлое не так,
Как представляется в попойках.
И на футбольный наш пятак
Вдруг приземлится новостройка.

И там, где плавили свинец
И били банки из рогаток,
Прямоугольник до небес
Отныне логово богатых.

Стрижи, исчезнут гаражи,
Веломопеды и «Уралы».
Глядишь, и сталкерская жизнь
От артефактов отстиралась.

Лишь кеды старые в пыли
Дорог на озеро и стройку.
Но одноклассники твои —
Одно кредитное расстройство.

Трещоткой пел велосипед.
Блестели сумерки и спицы.
На кухню утром звал рассвет,
Что никогда не повторится.

И луч сияющей зари
Шёл по ковру и по фиалкам.
Твердил с плаката сам Брюс Ли:
«Порхай как бабочка, не жалко».

С лимоном чай и бутерброд.
Рекорд шипит. Кота под ногу.
И будут мультики вот-вот —
Без слова пастыря, но с Богом.
…
Нас время вытряхнет, хоть плачь,
Да только выпадут не деньги.
Упал разорванный пугач
На книгу всех секретов «Денди».

Наклейки, «Тетрис», арбалет,
Стихи для рыжей по соседству,
И этот выцветший билет
О том, что ты
Проехал детство.

Как живёт Григорий Перельман?
Не сошёл ли Гришенька с ума?
Говорят, разумен он вполне,
Доказав заумь Пуанкаре.

В Купчино до вечера снежок,
А на Грише шапка-петушок.
И идёт в смешном пуховике
Покупать молочное в ларьке.

В небе звёзд за век не сосчитать,
И блестит космический матан.
И берёт батон себе ботан,
А вослед похабный хохотан:

— До чего глядите довели!

Он адепт из ордена НИИ,
Где вещал проектор-палантир
О весне средь Млечного пути.

Фонари разбудят перед тьмой.
Он пойдёт с авоською домой.
Во дворе луна и ни души.
Говорят, что Гриша —
Дауншифт.

В доме ночь и тикают часы.
Кот мурчит и просит колбасы.

— Я купил стиральный порошок.
Мам, ты там? Скажи,
Всё хорошо?

Мать давно болеет тяжело,
И в глазах у Гриши бурелом.
Без неё на небе и листах
Ничего ему не сосчитать.

Мама спит. А Гриша — в кабинет.
За дверьми загадочнейший свет.
За дверьми парящая звезда.
Мать материй
Гриша разгадал.
…
Как-то раз задумчивый расчёт
Показал, что скоро припечёт,
И подъезд в трапеции двора
Поглотит чернейшая дыра.

Всё должно исчезнуть через год.
Снегопад в Воронеж не придёт.
Сгинет Брест, и Сидней, и Брюссель.
Пропадёт от Марса и досель.

Вот тогда Григорий и решил
Всех спасти — без шума, для души.
Из констант небесного и бездн
Породил Дыре противовес.

И висит Светило над столом,
И в ночи в той комнате светло.
И пока считает Перельман,
Свет горит и в людях,
И в домах.
…
Жизнь ревёт то миром, то войной
Где-то там за Гришиной стеной.
Посмотри без гогота и зла
На его жемчужные крыла.

Она жила
На Правом берегу,
И всё прошло,
Как будто на бегу.
Хоть никуда
В делах не торопилась,
И час погас.
Да время — злая сила.

В занудных днях
И сдержанных страстях…
Вот кто бы знал,
Что годы пролетят?
Уже её
По отчеству зовут.
Так угасает
В перстне изумруд,

В острог шкатулки
Изгнанный когда-то.
И пыль скрывает
Отблеск и караты.
Но каждой гранью
Веруешь в ночах:
Глядишь, блеснёшь
Кому-то при свечах.

А на дворе —
То духота, то снег.
За тридцать лет
Ей в 21-й век.
Всё как у всех:
Семья, друзья, работа.
И всё же есть,
И всё же нет
Чего-то.

И грезилось,
Зачитываясь Тэсс,
Бежать к любви
Сквозь ненавистный лес,

Чтоб пятки в кровь
И небо по плечу.
Ведь сердце петь
Не может по чуть-чуть.

Но не поймёт
Ни Родина, ни дети.
И в Крым зовёт
Их старший Капулетти.
Но в пестроте
Строительных причуд
Звучало в ней
Лишь нищенство лачуг.

И при живом избраннике 
— вдова.
В морских ночах
Ей грезилась Нева
И тот смешной
По музыке сокурсник,
Который был
Дыханием и пульсом.

И ангелы
Их брали под крыло,
Но треснул мир,
И время утекло.

— Куда бежит
Измученная Тэсс?
— К своей любви
Сквозь ненавистный лес.
Бежит, дрожит,
И дождь во мраке хлещет,
И по кустам
Горят глаза зловеще.

Но всех волков
И мрака пострашней —
Загостевать
У Капулеттских упырей.

Ведь свёкор сам
И тихая свекровь
Умеют пить
И коньяки, и кровь.
И муж хмельной
Пред гостем рвёт рубашку:
Что только он —
Спаситель замарашки.
…
Она молчит.
Она опять в лесу.
И ноги в кровь
Куда-то всё несут.
…
Не объяснить
Строфой карандаша,
Чего желает
Русская душа,
Когда ей негде
Сердцем размахнуться.
Тогда оно, как роза
Революций.

Лишь запрети
Цветущему цвести —
И сквозь бетон
Найдёт себе пути.
Ведь в золотом
И праздничном аду
Не жертвуют,
Не любят
И не ждут.

И дни одни,
Как крик вороны в поле.
Лишь тихий звон
Далёкой колокольни.
И не пьянят
Ни танцы, ни вино.
И вновь грустит
О мальчике смешном.
…
Бывает так,
Что ты недолюбил.
Застынет жизнь
И встанет на дыбы.
За крах миров
Объявишь дням вендетту.
Всё о любви.
Весь род людской —
Об этом.
…
Был знойный день
На Правом берегу,
Но утопал
Рояль её в снегу.
И лишь круги
Оставила вода.
И Тэсс бежит
Неведомо куда.

Здравствуй,
Добрый и мыслящий путник.
Я — забытый воронежский спутник.
Мой НИИ жизнь валяла в пыли,
И куда-то меня замели.

И пока век глушил «Кока-Колу»,
Я лежал просто так — по приколу.
И уже и не помнил никто,
Для чего это нам решето.

Подражая бездомным собакам,
Я искал от прохожего знака.
И далёких небес полоса
Отражалась в голодных глазах.

Я наполнен священной программой —
Воспарить над землёй инстаграмной.
Не за лайки, репосты — а так
Посылать человечеству знак.

Вы писали о бестах и Уэстах,
Позабыв о великих созвездьях.
И трещал от наплыва Тик-Ток,
А ко мне не заглянет никто.

Луны тычут лимонной указкой —
Косяком ходят спутники Маска.
Но взгляни на перо тех гусей:
Их вожак был из СССР.

Одиноко мне здесь, неуютно.
Поседел бортовой мой компьютер.
Перфокарта моя — не Айфон,
Но ему до меня далеко.

Я — сигнал громогласный и странный
Для скопления внуков диванных.
Из титановых сплавов груди
Вам доносится: «Встань и иди!»

Тяготенья закон — вне закона.
Я дедов ваших юными помню.
Как они бы сейчас отнеслись,
Что не будет небес для Земли?

И пока вы листаете ленты,
Умирают года и легенды.
На Воронеж, Саратов и Тверь
Оседает небесная твердь.

И когда этой твердью раздавит,
Мир исчезнет, как птица в удаве.
Только пуск нам ещё по плечу —
Я последним для Первых взлечу!

Трактора вы мои, трактора —
Потому что я с севера, что ли?
Охладевший закат обездолен,
И до завтра не будет вчера.

Трактора вы мои, трактора…
Охладевший закат обездолен.
А хотелось по осени мне
Проскакать на железном коне —
Но молчат проржавевшие кони.
Охладевший закат обездолен.

И брожу я нескошенным полем,
И ревёт листопад — про распад.
Если хочешь, кричи невпопад:
«Эти дали и голи до боли!»
И брожу я нескошенным полем —
В голосах неотпетых полей…
Что нашепчут? Неведомо мне.

Там за морем — горячим и дальше —
«Дорогая, шути, улыбайся!
Не буди только память во мне…»
В голосах неотпетых полей.

Трактора вы мои, трактора —
Там на юге другие машины.
Только что-то во мне завершилось,
И за дымом не видно костра.
Трактора вы мои, трактора…

Хорошо в синеве вечеров,
До закрытия неба на полночь —
Не желая от звёзд ничего,
Что-то в жизни прекрасное вспомнить.

Улыбнуться себе самому
На прогулке под лунной печалью,
И, как хлеб, преломить тишину
С переулком глухим, одичалым.

Город старый закутан в ни зги,
Но поймёшь у столетнего дома:
Что на улицах этих — других —
Улыбалась другая другому…

…Только воды уносят огонь.
Отзвенело их время трамваем.
Да и много здесь было чего,
То, что жизнью у нас называют.

То стекло тишиной поросло —
В новостройках лампады иные.
Лишь пытаются отзвуки слов
Пересказывать птицы ночные.

Лишь небес фиолетовый лес
Родословную душ знает всяко.
Кто смеялся о будущем здесь,
Чтоб однажды о прошлом заплакать?

…Улыбнись — ты ещё не прошёл
Далеко, сентябрям до распадства.
В синеве вечеров хорошо
До сияющих слёз улыбаться.

Ночь срывает яблоки в саду,
И сверчков на стрекот заведут.
Вот и всё — июльская пора.
Завтра мы начнём августовать.

Облака потянутся на юг,
А народ на дачи — через ЮЗ.
До дождей и перелётных птиц
Есть ещё что спрашивать с теплиц.

И цедить до осени тепло,
И туман закатывать в стекло.
К сентябрю в Воронеже вполне
Можно стать бывалым фонтанье.

Отличать жарищу от жарка,
Где проезд, как зной, до сорока.
Поезжай в приветливую даль —
Январю подсолнух передай.

Я пойду вдоль августа пешком,
Где сады от тяжести мешком.
Высока Базарная гора —
На неё восходят вечера.

Абрикос устал оранжеветь,
Разметал по дворику цветмет.
Царь Горох гулял здесь средь коров.
Город сам из частных секторов.

У воды, где чайки и пески,
Туфли ждут похода в босяки.
И костры заката хороши —
До темна их искорки души.

Ставь на них сердечный котелок.
До небес пусть выкипит мирок.
Загадай для яблочной зари.
Август — это…
Слово назови.

Заблещут зонтики во мгле,
И небо выпадет в осадок.
Вот-вот уйдёт в последний рейс
Автобус мой восьмидесятый.

По лужам грустным и цветным
Бегут ветра тревожной рябью.
Сырой октябрь провозгласил
Второй сезон великой хляби.

Но я по дурости люблю
Ночей дождливое стаккато,
Писать картины октябрю
Штрихами фотоаппарата.

Аккорды вывесок — мой блюз,
Где свет неоновый, как струны.
Звучит в автобусе на ЮЗ
Души распахнутая юность.

Я выйду в осень где-нибудь —
Танцуют листья на стоянках.
Асфальта каменная ртуть
В огнях жилого киберпанка.

Звенит во мраке чай не чай,
Ларьки кружатся светлячками.
— Ты что снимаешь? Выключай.
— Да это так. Себе на память.

— Постой. Ведь странствую я сам,
Перевожу на Левый берег
Я души с Правого. Слыхал?
— А кто вы?
— Данте Алигьери.
…
Исчезнет путник. Может быть,
Он померещился мне в сонном.
Но дождь, рыдающий навзрыд,
Вдруг станет моросью весёлой.

И кошкой станет листопад,
Кататься в двориках осенних.
Пускай никто не хочет спать —
Душе светло в такую темень.
…
Я к дому парком Танаис.
Средь сосен сложится картина,
Что я прошёл земную жизнь
До всем известной половины.

Я родился до нейросетей,
До того, как пришёл интернет.
Видел нашу страну на щите
И трёх дней лебединый балет.

Я Бориску на царстве застал —
Там черствели законы и хлеб.
Доходил до квартала Метал
Для сражений за правильный реп.

И прогуливал школу в лесу,
На мопедах въезжал в гаражи
И смотрел VHS-ную жуть —
Супер-ужасы средь супер-лжи.

Ранец мой превращался в портфель.
Я в поля от контрольных бежал.
А в июле месье Картофель
Призывал тяпнуть за урожай.

И читал Робинзона Дефо.
Жаль, не знал островной человек,
Что на днях семибалльный дефолт
В Робинзоны разжалует всех.

— Эй, Андрюха! По коням! Там труп.
Я цветное застукал в ч/б.
По морозу ходил в сельский клуб,
Танцевал, чтобы не задубеть.

На Royal-е плясала страна.
Всякий нищий был миллионер.
И как пламя в горящих домах,
Разбегался наш СССР.

Были дни, что прошли при свечах,
Ибо тьма раскурочила свет.
На раздробленный бюст Ильича
Опускался талон на обед.

У подъезда гитару сносил,
Выпил белые ночи до дна.
И я видел сто тысяч Россий,
Из которых осталась одна.

Что сказать тебе, время? Прощай.
Эти дни — трын-трава да печаль.
Эти дни — бобыли-ковыли.
Заодно мы остались одни.
…
Это было до нейросетей.
И стояла орава детей
Со щитом на огромном щите,
Чтобы щит нам отбрасывал тень.

Ведь в канун девяностых святых
Вырастали повсюду кресты.
Возложи на прощанье цветы.
Это было и есть.
Это ты.

Нас превзойдут
Во всём машины,
Но листопады сентября
Машинами непостижимы —
Его осенность для тебя.

Лишь смертный
К вечному стремится.
Машине будет невдомёк,
Зачем прислушиваться к птицам
И заходить на огонёк.

Расставит время нейросети
На ежедневный киберпанк.
Прослушай улицы и ветер,
Запомни в небо облака.

Почувствуй странное, людское —
Туман вечерний над рекой.
Всё то, что не даёт покоя,
На самом деле наш покой.

Забудь о злых и равнодушных.
Пусть омашинились они.
В груди твоей — не безделушка,
А ключ, отверзнувший миры.
…
Глядит на тёмную дорогу
Тоской побитая душа.
Из ипотечного острога
В сентябрь выходишь подышать.

Колотит гром по небосводу,
Дрожит фонарная свеча.
Ужасна осенью погода,
Прекрасно это ощущать.

Я помню город до дождей.
Он мне показывал людей.
И шли на цыпочках ветра
По тишине цветов и трав.

И вот автобусы, ларьки,
За «Факел» глушат мужики.
В краях народных от сохи
Гудят и пчёлы, и стихи.

Мой город —
Жаркий и большой.
Я по нему ходил душой.
Известно транспортным богам —
Не всё дозволено ногам.

Иду, куда глядят глаза,
И в мегафон поёт вокзал,
И оббивается порог
Хвостами рельсовых дорог.

Куда везёт проезжий жизнь?
Век на минуту задержи.
В вагон бегом берёт билет.
На время времени здесь нет.

И небу хочется зевать,
И запекается асфальт,
И воздух бьётся в пелене,
И можно вовсе ожареть.

Но лету всё ещё ла-ла.
И скачет солнце по дворам.
И в тень свою не верит день.
И никаких тебе дождей.
…
Придёт по веточкам сентябрь.
Глядишь на старость из дитя.
И ливень вспомнишь до дождя.
И тихо листья полетят.

Задышат холодом леса.
Пора об осени писать.
И от дождей
В просевшем небе
Печальны птичьи голоса.

Уже и солнце невпопад,
И участится листопад.
Так красоты
В октябрьском склепе
Идёт торжественный распад.

Как смерть природы хороша —
И в жизнь пробудится душа.
И далеко желтеет поле,
Где ходит вечность, не спеша.

Там, средь
Краснеющих рябин,
Сияет озера рубин.
Вино осенних меланхолий —
Не погуби, но пригуби.

Увидишь иней на цветах.
Сады осыплются не в такт.
Но выйдет музыка за темень,
И скрипкой вызвучит каштан.

По нотам жёлтым нам ходить.
Ведь сердце хочет мелодить.
И лип сырых виолончели
Октябрь сыграют у воды.

Жару закроют на засов.
Отходит день от босанов.
И в сквере имени минора
Блюзует старый Ветерсон.

Сыграет клёнами подъезд,
Как симфонический оркестр.
И джаз насвистывает город,
И листопадствует окрест.

И в море пасмурных ля-ля
Туманы ловят тополя.
И красоту понять несложно —
Она проста, как два рубля.
…
Фонтан замолкнет до весны.
Вернёшься в полис из лесных.
И средь сонливости осенней
Плывут оранжевые сны.

Всё отоспится. Облетит.
Обоз с морозами в пути.
Идёт на юг холодный север,
Прощаясь с осенью.
Прости.

Остановки общественных странствий.
Время здесь перевозит пространство.
Докторов, школяров и студентов
В старика превращая младенца.

Мимо скверов и битумных прерий,
До Америк открыв Левый берег.
Остановки межзвёздного света —
Вдоль галактик маршруты планеты.

— Не подскажите, а вот отсюда
Я доеду до счастья и чуда?
— В Жизнь не ходят прямые.
— Досадно.
— Ничего,
Довезут
С пересадкой.

Как скучно в городе моём.
Заходят феи в водоём.
И у моста закат в китах.
Да что тут скажешь —
Скукота.

В маршрутках едут облака.
Такая смертная тоска.
Покормишь в парке журавлей
В один из самых скучных дней.

И надо бы не унывать.
Вот Дом с совой.
Но где сова?
Опять умчалась на ветрах.
Какая тёмная хандра.

Единороги средь чащоб —
Хоть выгул мифов запрещён.
И горы выросли в лесах.
Как надоели чудеса.

И включишь выпуск новостей —
А там настолько веселей,
Что мир в раздоре и огне.
Вовек не выдумать тебе.

И откроется лишь
К поседевшим годам,
Что город всю жизнь
За тобой наблюдал.
И попробуй сказать,
Что всё это не так,
Если каждая пядь
Подаёт тебе знак.

Он с небесной скамьи
Видел путь твой земной,
Где ты клялся в любви
Той, что съедет в другой.
Как средь улиц больших
В полнозвёздной тиши
С ней гулял для души,
Город молвил: «Решись».

И для вас
Под луной
Погасил фонари.
Это было давно.
Это было твоим.
…
Ты уж взрослый, поди,
Перерос свою тень.
Только город глядит
На тебя из детей.
Смотрит он
Из стрижей,
Светофоров, собак,
Чтоб угасших зажечь.
Он и призрак, и знак.

Всё такой же чудак,
Хоть в гранитных годах.
Каждый дом обожать
Позовёт горожан.
…
Фото старых дворов
Собираешь в альбом,
Чтоб к закату миров
Поглядеть на любовь.

Запахли ночи листопадом.
Блистает в небе звёздный атом.
И город полночью блестит,
Взирая в сумрак через литр.

Луна средь пьяненьких и трезвых
Цедит витринные созвездья,
Где хохот странников и струн.
И хорошо бы дождь к утру,

Чтоб под зонтом скитались пары,
И ночь в мелодиях нуарных
Кружила голову и сны
До первых отзвуков
Весны.

Чтоб стало осенью апрельно,
Цветам капели акапельной
Блестеть на вымокшем мосту,
Где листопады расцветут.
…
Пусть сердцу
В песенном нет спасу,
И аромат осенних масел
Течёт по каменным террасам.
Март в сентябре всегда прекрасен.

И в составах гремучих и длинных
Ветры странствий проносятся мимо.
И случайная птица приветствий
Перескочит на скорую ветку.

Набегают прибоем вагоны.
Это море шумит миллионно.
В перестуке колёсном не спится
Только месяцу и проводнице.

А за окнами осень ночует,
Пляшут звёзды в подлунной печурке.
По лесам опустевшим, плацкартным,
В листопады укутаны марты.
…
Облетают с деревьев билеты,
Те что были в далёкое лето.
Остаётся лишь палое эхо.
Ехал, ехал октябрь
И приехал.

Я вижу, как ветер
Деревья качает,
И клёны в лимонном
Танцуют печально.
Дубам пожелтевшим
И ржавым каштанам
Лишь месяц кружиться
До белого танца.

Октябрь листопады
Протянет листовкой.
И снова ботинки
Задвинут кроссовки.
Поникшее солнце
Прохладней щебечет,
А день переводят
Всё раньше на вечер.

Но есть ещё время,
Не вросшее в темень.
И город осенний —
Для сердца спасенье.
И в двориках старых
Смотреть не устанешь,
Как цвет разметало
По крышам и ставням.

Так смертное людям
Напомнит о вечном.
Холодные ливни
Стоят на конечной.
Но сбился картограф
Ненастной погоды,
И тёплая осень —
Как светлая нота.
…
И дни уплывают
В моторной маршрутке,
И рыжие волны
Шумят за каютой.
В осеннее море
Прощальным круизом
Всё дальше уходит
Всё то, что всё ближе.

У ночи странная огранка.
И где вчера был росчерк пашни,
Как сталагмиты киберпанка,
Блестят до звёзд многоэтажки.

Здесь будут жить другие люди,
Топить неоновые домны
И тихо старое забудут,
Хотя и нового не вспомнят.
…
И ты однажды заплутаешь,
Лишишься памяти и силы
И заживёшь в чужом квартале,
Как будто так оно и было.

Пойдёшь выгуливать собаку,
Не зная, чья дворняга эта,
И будешь ждать от неба знака,
Как ждут на паперти монету.
…
Горят высотные агаты,
Но сбились компасы и даты.
И мимо бедных и богатых
Луна идёт в ночи куда-то.

У ночной продавщицы цветов
Не берёт хризантемы никто.
И приветы от лета в букетах
Увядают в октябрьских газетах.

А ведь были прекрасные дни —
И дарили цветы по любви.
И бывало за вечер субботы
Разлеталась неделя работы.

Покупал хризантемы студент
Для одной из эдемских легенд.
Целый город забылся в полёте,
Потонув в хризантемовороте.

И сияли людские сады,
И хватало земли и воды,
И цвели поцелуями ночи
В разбежавшемся море
Цветочном.
…
А сегодня никто не берёт.
Вот и полночи лунной черёд.
И от осени веет распадом,
И заносит цветы листопадом.

И домой продавщице пора
Через три опустевших двора.
Освещаются звёздами стены,
И становится тень
Хризантемой.

Любить осенние печали
В краях глухих и одичалых,
Где утром голосом Харона
В тумане каркают вороны.

Что наши сетевые шашни?
Ведь станет нынешний — вчерашним.
Уж лучше в милом захолустье
Поддаться вечности и грусти.

Идти вдоль сгорбленных заборов,
Пока заря восходит в гору,
И по рубиновым рябинам
Читать о вымокших судьбинах…

Кто прямо скажет человеку,
Что лето дней его — до снега?
Лишь листопады, да и только,
О предках вымолвят потомкам.

Никто октябрь не переступит.
Толкут дожди в небесной ступе.
И лист кленовый сквозь закаты
Глядит на нас, как провожатый…

Печаль осенняя мне в радость.
Жизнь соберётся до распада.
В краях глухих и отдалённых
Нас осень вспомнит поимённо.

С листопадной строки
Начинался октябрь
И корявую мглу
Выводил, как дитя.

Необтёсанный мрак
Из дождливых текстур
Объявил холода
И период микстур.

Вот и лужи уже
По асфальту бегут.
Остывает река
И темнеющий пруд.

И фонтана бутон
Облетел до весны
И преданием стал
Городской старины.

Но раскрылись зонты
В потолок вечеров.
И танцует листва
В закулисьях дворов.

И кружится в садах
Золотая пыльца.
Не заметишь, как сам
Полетишь к небесам.

Город выплеснет в ночь
Самоцветы огней.
Как душе воссиять
В полутёмной возне?

Может, выбрать себе
Лотерейный маршрут,
Чтоб уехать туда,
Где все осени ждут.

Чернозёмная ночь
Поцелует до звёзд,
И Полярной звездой
Станет Северный мост.

Уплывает листва
По холодной воде.
У меня на октябрь
Ворох майских надежд…

Полюбить эту голь,
Эту даль, эту боль,
Где ветра листопад
Собирают в подол.

Ведь дорога к весне
Через осень пустынь.
Даже если простыть —
Лишь бы нам не остыть.

Призывает октябрьская готика
Изучать по лесам одино’тику,
Где деревья, почуяв скелетное,
Листопадные тайны поведают.

Как шумели да пели до осени,
Отражаясь салатовым в озере.
Далеко малахиту до олова —
Щебетала так зелено молодость.

И заря заливалась красавицей,
А теперь вот на тень опирается.
И отдышка на травах ледышками,
И идёт над землёй с передышками.

Я и сам ощущаю распадное.
Человек — это сборище атомов.
И глядят корабельные сосенки
На людей, облетающих осенью.

Сдует с улиц кленовых прохожего.
Этим мы с листопадами схожие.
Но для леса апрели за мраками,
А тебе — только ветры октябрьские.

Опять в осенние недели
В лесу звучат виолончели.
Дубов и вязов контрабасы
Ведут холодные рассказы.

В ночи дождливые артели
Людей вылавливают тени.
Какая осень в самом деле,
Пока ты в разуме и теле?

Я узнаю октябрь по нотам.
Выходит летнее из моды.
И степи шепчут на болотном,
Что ждут приплода непогоды.

В сырых развалинах аллеи
Не затухая, пламенеет
Фонтан оранжевой метели.
Но хмель глазам —
Душе похмелье…
…
В руинах парковых титанов
Зароют золото каштанов.
И небо стелется металлом.
Так сгинет всё,
Что трепетало…
…
Крошится вечер пенопластом,
И снег белеет алебастрой.
На липке хлипкой,
В стылый ветер,
Дрожит листок
Струной последней.

Ночным дождям, не ведая числа,
Куда октябрь-погода занесла?
Раскрою зонт и в пасмурный сезон
Сквозь вертикаль
Протиснусь в горизонт.

Средь пестроты повымокших ларьков,
Шальных девиц и хмурых мужиков,
Снимаю жизнь.
Срывают так стоп-краны.

Затормозив, летят секунды в лимб.
Сырым огнём брусчатка говорит,
Что самое неглавное — о главном.

Уходит миг,
Медлительно и странно.

Рекламный щит,
Что вновь в кино
«Blade Runner»…

Во времени мгновения, все те,
Как слёзы, затеряются в дожде.

Почтовый ящик
Листьями набит.
Уведомят об осени дубы.
Бежит во двор с листовками осинка —
В них о дождях октябрьская рассылка.

Под вечер Бог спускается с ветвей,
Чтоб покормить у рынка голубей.
Уйдёт в закат прохожим неизвестным,
Пшено берёз оставив у подъездов.

И листопад шагнёт за гаражи,
Где старый клён выклянчивает жизнь.
Ему судьба — осыпаться, продрогнуть,
До холодов кружиться над дорогой…

Дождь зарядит промозглое к утру
На радость лишь садовому ведру.
Ну вот и всё, воронежская осень.
И в хоре дней всё больше
Безголосых.

Но средь садов задумчивых, глухих,
Возьмёт мороз холодный мастихин.
Поверх холстов пожухлых и угасших
Создаст ноябрь невиданные краски.